— Марфенька все пересказала мне, как вы проповедовали ей свободу любви, советовали не
слушаться бабушки, а теперь сами хуже бабушки! Требуете чужих тайн…
Неточные совпадения
Анфиса. Я ему докажу, что я совсем не таких понятий об жизни. (Читает.) «Конечно, очень похвально
слушаться братцев,
бабушек и тетушек…»
— Ведь это верно,
бабушка: вы мудрец. Да здесь, я вижу, — непочатый угол мудрости!
Бабушка, я отказываюсь перевоспитывать вас и отныне ваш послушный ученик, только прошу об одном — не жените меня. Во всем остальном буду
слушаться вас. Ну, так что же попадья?
— Опять перебила! Знаю, что ты умница, ты — клад, дай Бог тебе здоровья, — и
бабушки слушаешься! — повторила свой любимый припев старушка.
— Была бы несчастнейшее создание — верю,
бабушка, — и потому, если Марфенька пересказала вам мой разговор, то она должна была также сказать, что я понял ее и что последний мой совет был — не выходить из вашей воли и
слушаться отца Василья…
— А я
послушаюсь — и без ее согласия не сделаю ни шагу, как без согласия
бабушки. И если не будет этого согласия, ваша нога не будет в доме здесь, помните это, monsieur Викентьев, — вот что!
— Боже сохрани! молчите и слушайте меня! А! теперь «
бабушке сказать»! Стращать, стыдить меня!.. А кто велел не
слушаться ее, не стыдиться? Кто смеялся над ее моралью?
Моя мама, а твоя
бабушка, Елизавета Григорьевна, была святой человек, и никто ее не боялся и не
слушался, а огорчать ее жалобой было как-то стыдно.
Когда же
бабушка проигрывала уже последние монеты, то все они не только ее уж не
слушались, но даже и не замечали, лезли прямо чрез нее к столу, сами хватали деньги, сами распоряжались и ставили, спорили и кричали, переговариваясь с гоноровым паном запанибрата, а гоноровый пан чуть ли даже и не забыл о существовании
бабушки.
— Ставь, ставь! — толкала меня
бабушка в нетерпении. Я
слушался.
Рассказывали при этом, что приезжавшая
бабушка была его мать, которая затем нарочно и появилась из самой России, чтоб воспретить своему сыну брак с m-lle de Cominges, а за ослушание лишить его наследства, и так как он действительно не
послушался, то графиня, в его же глазах, нарочно и проиграла все свои деньги на рулетке, чтоб так уже ему и не доставалось ничего. «Diese Russen!» [Уж эти русские! (нем.)] — повторял обер-кельнер с негодованием, качая головой.
И я его
слушался, потому что его все
слушались — и мать, и
бабушка, и слуги…